— Ага, — сказал Джон, почувствовав его колебание, — твоё право. Значит так, дежурить будем… а… это я уже говорил. В общем, делимся по весовым категориям, я с Сеней, а Вика…
— Рысь! — сказала Вика.
— Да, извини. Э… Рысь с Хариусом. Хариус, хоть у тебя корпус и дохлый, и сам ты ещё здесь зелёный новичок, но в боевой обстановке ориентироваться можешь, я видел. Так что, не подведи. Ну и, всё. Минут через двадцать мы вернёмся.
И они отчалили.
Сразу повисла неловкая пауза.
— Ну, что, Хариус, как дежурить будем? — невинно улыбаясь, спросила Рысь.
— А, что тут думать? Сядем на камушек, повыше и будем смотреть в разные стороны — ты на запад, я на восток.
— Ну, ну… Пошли.
Они вскарабкались на самый большой, плоский валун, и уселись на его краю. Тучи на небе приподнялись и утончились. Солнце просвечивало уже сильнее, и даже слегка пригревало. Свежий ветерок с приятным запахом моря, шелестел листвой недалёкого леска и стелил волнами траву на минном поле. Они смотрели на него с другого берега, и от этого оно выглядело совсем по-иному — казалось, перед ними течёт широкая река, а по ней бегут ровные, буро-зелёные волны. Немного портили картину натоптанные тропы и редкие оставшиеся заграждения из колючей проволоки. Но при известной доле воображения, их можно было принять за перекаты и заросли камыша.
Вдоль ручья снизу вверх на высоте не более десяти метров, стремительно, со свистом разрезая воздух, пронеслась тройка уток. Сделала крутой вираж и утянулась на северную часть острова к воякам.
Интересно, подумал Алекс, а почему системы ПВО по уткам не стреляют, ведь их тут весной и осенью большущие стаи пролетают? Вертолёты рейнджеров с такой трассой полёта, уже бы раз пять срубили, даже воздушные шары сносят, а уток нет. Как они их отличают? И автоматические пулемёты тоже. Крыс не трогают, зайцев не трогают, а тебе, стоит нос высунуть — сбреют, в один момент. Словно настроили их специально под нас, как…
— Так и будем молчком сидеть? Может, расскажешь чего-нибудь? — Вика-Рысь сидела на краю камня, подогнув под себя задние и правую переднюю ноги, левой же, свесившись, болтала в воздухе.
«Ага, щас, спою», — недовольно подумал Алекс, а вслух произнёс:
— А чего тут говорить? Смотри, какая природа кругом красивая, да радуйся себе тихо.
— Такое чувство, что ты меня как-то невзлюбил, — сказала Рысь, глядя на него искоса, склонив голову набок. — Смотришь сердито и недобро, говоришь грубо…
— Я грублю!? — возмутился Алекс. — Да я с тобой и не говорил вовсе ни разу!
— Ну, вот и поговори, — насмешливо сказала Рысь. — А то всё молчишь и молчишь…
От возмущения Алекс не нашёлся, что ответить, и стал подчёркнуто внимательно, осматривать окрестности. Вот, блин! И пары слов сказать не успели, а уже отношения выясняем. Что за народ эти женщины. Взлюбил, невзлюбил… С чего она это взяла?
— А тебя, почему Хариусом прозвали?
— По знаку судьбы, — недовольно буркнул он.
— О-о! Ты веришь в Судьбу?
— Не важно, веришь ли ты в Судьбу, важно, верит ли Судьба в тебя, — он так и не понял, слышал ли он подобное где-то, или выдумал только что.
— А ты философ, — сказала Рысь смягчившимся голосом, но было непонятно, осуждают его, или наоборот. — А зачем ты новичком прикидываешься?
— Я!? Прикидываюсь!? — Алекс потерял дар речи.
— Ага. Не я же, — её просветлённая оптика с радужным отливом искрилась лукавством.
— Много будешь знать, скоро… скоро целлюлит заработаешь!
— Ага, я же говорила, что грубишь, — с удовлетворением сказала Рысь.
— А чего ты цепляешься ко мне? — возмутился Алекс.
— Я цепляюсь? Ещё скажи, что вешаюсь на тебя! Больно надо…
Алекс надуто молчал, в голове у него не было ни мыслей, ни слов — одно сплошное возмущение.
— Я к нему как к человеку, а он грубит, оскорбляет, обзывается…
— Я обзываюсь!? — Алекс привскочил. — Да ты знаешь, кто ты после этого!?
— Ругаетесь? — спросил, неслышно возвратившийся Джон-«мангуст». — Ну, как тут у нас обстановочка? Боевая?
— Боевая, — сказала Вика, и дрон её окаменел в позе сфинкса.
— Ну, что? Иди, обедай, — сказал Джон Алексу, — а я подежурю…
Алекс скинул обруч и швырнул перчатки в монитор компьютера. Резко встал из-за рабочего стола и, пиная на ходу мебель, устремился на кухню. Наливая себе морсу, плеснул через верх на стол. Ч-чёрт! Вот… ведьма! Развела, как кролика. Что я ей сделал? Он, торопливо, выпил морс. Пристала, как репей. Кошка… серая.
Он открыл холодильник, тоскливо посмотрел на засохшую корку сыра, затем достал из морозилки брикет сливочного масла и пакет с окорочками. Окорочки он положил в раковину, оттаивать, а от масла отскрёб ножом ломкую стружку на чёрствую корку хлеба. Пока закипал чайник, он растёр перемороженное масло по краюхе, и посыпал его немного солью, а затем слегка поперчил.
«Ладно, успокоились. Я что, с девчонками ругаться на Остров прибыл, или спецзадание выполнять и дрона своего выручать?» Чайник закипел и выключился. Алекс заварил из двух пакетиков кружку крепкого чая, насыпал в него три полных ложечки сахара и с хрустом стал грызть чёрствый хлеб с маслом.
«Вот, балаболка. Новичком прикидываешься… Да сама-то… Оп-па-на. Он перестал жевать. Это, что это было?» Он медленно задвигал челюстями, отпил чаю, глядя невидящим взором в кухонное окно. «Это меня раскрыли, что ли? Уже? Так быстро? И кто — какая-то… деваха, с рысьими замашками? И что же мне теперь делать?»
В детективных фильмах, в таких случаях, свидетелей ликвидируют. Мысль пришлась ему по душе, и он в подробностях представил себе несколько заманчивых методов ликвидации. И в подробностях не стеснялся.